– Если эту политику примут, мы от этого выиграем, и вы и я.
– А! У вас есть предложение?
– Скорее, идея, граф Сергеев. – Эрлихер развязал галстук и вздохнул свободнее; воздух в клубе был спертым и пропитанным дымом, стоял тяжелый запах пива и мочи, опилки на полу давно пора было заменить. – Мы маленький независимый народ, природных богатств у нас немного, зато много храбрости и умелых мастеров. Британцы, любви к которым мы не испытываем, монополизирует большую часть изготовления и продажи оружия в Европе, хотя завод Круппа выглядит многообещающе. – Бородатый дородный швейцарец улыбнулся. – Мы слышали, матушка-Россия уже приобрела значительный пакет его акций.
– Вы меня поражаете.
Эрлихер рассмеялся.
– Я иногда сам себя поражаю, герр граф. Но я хотел упомянуть, что у нас имеются начатки прекрасных литейных заводов для производства ружей и пушек, также по секрету могу вам сообщить, что мы ведем переговоры с Гатлингом о выпуске у нас его пулеметов по лицензии и способны без ограничений снабжать вас любым оружием, какое вам может понадобится, на долгосрочной основе.
– Благодарю вас, мой дорогой сэр, но мы не имеем такой надобности. Царь Александр II является миролюбивым реформатором, в прошлом году он даровал свободу нашим крепостным, в этом году он реформирует армию, флот, бюрократию, судебную систему, образование – все.
Эрлихер ухмыльнулся.
– И попутно возглавляет самые обширные земельные завоевания в истории, покоряя больше народов, чем это удавалось кому-либо, за исключением Чингизхана и его монгольских орд. Ченгизхан рвался на запад, – улыбка растягивалась все шире и шире, – тогда как орды вашего царя двигаются на восток. Через весь континент! Вы только вообразите себе! Через весь континент до самого моря, через Сибирь до Камчатского полуострова. И это не предел. Не так ли?
– А вы как думаете? – произнес граф с улыбкой.
– Мы слышали, что царь надеется через вашу новую крепость Владивосток проникнуть в Японии, потом севернее, на Курилы, еще севернее, на Алеутские острова, и, наконец, соединиться с русской Аляской, которая простирается до самого севера Калифорнии. Пока весь мир спит. Поразительно. – Эрлихер достал портсигар и предложил Сергееву. – Прошу вас, самые лучшие из кубинских.
Сергеев взял одну, понюхал, покатал в пальцах и прикурил от спички швейцарца.
– Благодарю вас. Великолепно. Все швейцарские мечтатели похожи на вас? – любезно спросил он.
– Нет, господин граф. Но мы любим мир, и мы радушные хозяева для всех, кто любит мир. Только мы сидим у себя в горах, хорошо вооруженные, и смотрим на весь остальной мир. По счастью, наши горы как острые шипы для всех, кто приходит незваным.
Снова поднявшийся у стойки крик отвлек их на минуту. Лэнкчерч, Сванн, Гримм и другие высказывались более громогласно, чем обычно.
– Я никогда не был в Швейцарии. Вы непременно должны повидать Россию, у нас много того, что радует глаз.
– Я был в вашем прекрасном Санкт-Петербурге. Три года назад я на несколько месяцев оказался там в нашем посольстве. Лучший город в Европе, по моему мнению, если вы дворянин, богач или иностранный дипломат. Вы, должно быть, скучаете по нему.
– Больше, чем вы можете себе представить. У меня сердце кровью обливается. – Сергеев вздохнул. – Теперь уже недолго ждать, скоро я там буду. Говорят, что мое следующее назначение будет в Лондон – тогда-то я и загляну к вам в горы.
– Я почту за честь, если вы остановитесь у меня. – Эрлихер затянулся сигарой и выпустил колечко дыма. – Значит, мое деловое предложение вас не заинтересовало?
– Несомненно справедливо, что британцы монополизируют самые разные производства, все морские пути и моря, все богатства покоренных земель… – Теперь в улыбке Сергеева уже не было прежней теплоты. – …которыми следует делиться.
– Тогда нам нужно вернуться к этому разговору в более спокойной обстановке?
– За обедом, почему бы и нет? Я обязательно проинформирую свое начальство о любой беседе. Если в будущем вдруг возникнет надобность, как я смогу связаться с вами или с вашим начальством?
– Вот моя визитная карточка. Если вы спросите меня в Цюрихе, меня будет легко найти. – Эрлихер внимательно рассматривал Сергеева, пока тот читал великолепную каллиграфию – результат нового, поистине чудесного процесса печатания, который швейцарцы только что изобрели. Тонкие черты лица, аристократ до мозга костей, в безукоризненном костюме, тогда как его собственная наружность, Эрлихер знал это, была обыкновенной, а предки его были крестьянами. Но он не завидовал русскому.
Я швейцарец, думал он. Я свободен. Я не обязан преклонять колено или обнажать голову ни перед каким королем, царем, священником или человеком – если не хочу этого. Мне жаль этого беднягу, в определенном смысле он по-прежнему раб. Хвала Господу за мои горы и мои долины, за моих братьев и сестер и за то, что я живу среди них, – все они так же свободны, как и я, и останутся свободными.
Рядом со стойкой Ланкчерч, пьяно качаясь, комично выпячивал грудь перед другим торговцем и орал во весь голос:
– Штоб ентот там етитный Струан с ума, етитный дух, рехнулся и кормило воротил, куда вам будьте любезны, 'твою мать, и ни один етитный…
– Ради Христа, Барнаби, прекратите сквернословить, – прокричал преподобный Твит, проталкиваясь через толпу к двери. Его белый воротничок сполз набок, лицо раскраснелось и было покрыто потом. – Когда подумаешь об этом с праведной, английской точки зрения, приходится согласиться, что морально юный Струан прав в своем подходе!
Ланкчерч непослушной рукой сделал очень грубый жест прямо перед его лицом:
– Засунь свои сопливые сантименты себе в задницу!
Побагровев от злости, преподобный Твид сжал кулак и неловко ткнул им охальника. Стоявшие рядом с Ланкчерчем сноровисто оттащили его в сторону, не дав ответить, в то время как остальные окружили Твита, распалявшего себя яростной тирадой, и стали успокаивать его. Тогда Чарли Гримм, всегда готовый поднять брошенную перчатку, любую перчатку, заревел, перекрывая общий шум и пытаясь разогнать тяжелую муть в голове и щурясь пьяными глазами, чтобы поймать противника в фокус:
– Барнаби, приготовься предстать перед своим Создателем!
Все, кто стоял рядом, услужливо освободили для них место, и под свист и подбадривания оба торговца принялись самозабвенно молотить друг друга кулаками.
– Угощаю всех за счет заведения, – заказал главный бармен для оставшихся гостей. – Шотландского – его преподобию, портвейн – для графа и его гостя. Эй вы двое, прекратите драку!